Одна вдумчивая русская женщина жаловалась, что русские люди забывают многие прекрасные свои имена. В шко-л ах пестрят обычно лишь несколько имен, ставших стандартными. В одном классе учительница сказала ей: «У нас почти все девочки в классе Наташи. А мальчики — все Вовки. И еще есть пять Юр. Круг имен поразительно сужен. Почти начисто вывелись такие хорошие мужские имена, как Василий, Петр, Федор, Григорий, Максим, Степан, Тихон, Роман, даже Павел». «Что же делать? — спрашивает автор заметки в журнале "Новый мир". — Как помочь молодым матерям и отцам выйти из узкого, обидно обедненного круга имен?» И автор справедливо вспоминает, каким путем раньше русский народ знакомился с человеческими именами.
«Раньше дело обстояло просто: существовали святцы, к каждому дню прикреплен был какой-либо святой, и порой день рождения определял имя новорожденного. Мы зачеркнули святцы и святых, но зачем-то позабыли и десятки национальных, колоритных, индивидуальных и разных имен. Не следует ли напомнить об этих именах, может быть, на страничках календаря...»
Русская женщина, написавшая эти строки, права. Она только не договорила своей мысли до конца. Свою заметку
Прилежаева заканчивает так: «Пусть подумают и подскажут читатели, как вернуть в жизнь утраченные имена». Позволим себе и мы высказаться и «подсказать», как вернуть в жизнь хорошие имена.
Тут могла бы помочь Церковь. По списку святцев, сопряженному с памятью многих праведных и замечательных людей своей страны, русским людям (особенно — молодым родителям) было бы удобно выбирать имена своим детям.
Восстановление в сознании народа святых имен связано с общим возвышением сознания в людях и укреплением чувства бессмертной личности человеческой. В именовании есть некий акт веры. Мы верим, что человек отождествляется с данным ему именем. И он сам так верит. Через имя протягивается нить живого, личного общения между людьми. Человек откликается на свое имя! Имя есть неповторимое обращение к его неповторимой душе — не к «сгустку материи», каким представляет человека материализм. И оттого когда человек начинает ненавидеть другого человека, то он спешит живое имя брата-человека заменить бранным, унижающим, убивающим и безличным словом. Когда отходит любовь, порывается между людьми связь духа. Евангелие учит восстановлению и установлению этой связи.
Невнимание к человеческим именам, их стандартизация есть признак дегуманизации общества. Животным дается кличка, предметам — название, этикетка; человек получает имя.
Неизречен Бог. Богоподобно неизречен и «образ Божий» — человек. Невыразима в словах не только Божия, но и человеческая сущность. И в своих именах мы, люди, не только открываем себя, но и сокрываем.
Только в вечности, куда мы идем, будет каждому из нас дано имя — единственное, неповторимое, которое человек заслужит. Каждому будет дано особое, новое, единственное имя, выражающее сущность этого в Боге спасенного человека. «...Побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Откр. 2, 17). И уже сейчас, даже в этой земной жизни, мы умеем в любви своей к брату-человеку преображать это его бедное «общее» имя своим теплым и личным чувством, своей надеждой и любовью. В каждом личном именовании человека мы выражаем то неповторимое и бессмертное, что есть в нем и в нас. Обращаясь к Ивану, Павлу, Марии, мы обращаемся не ко всем «павлам», «иванам» и «мариям», а к данной живой душе. В нашем человечном именовании открывается вера в образ неповторимого человека.
Для материалистического сознания достаточно клички. И там, где нет духа истинного обращения, имя человека легко заменить номером.
Человеку дана не только земля, но и небо; и не только видимое небо, в которое человек может пускать свои ракеты, но и великая область нравственной истины, духа, бессмертия. Об этом говорит тайна имени.