Эту статью я начал писать  зимой 2007--2008 года.

"Диомидовские" анафемы убедили меня

в том, что тема актуальна

Павел Троицкий

Купить золото и белую одежду.

 Для всех очевидно, что изменения на политической карте мира последних десятилетий сильно затронули и церковную сферу. В мире происходят процессы, которые свидетельствуют о возрастании роли православия не только в духовной, но и в политической жизни общества. Церковь становится мощной силой, которая пытается быть независимой от государственной и даже надгосударственной политики. Конечно, к этой самостоятельности надо относиться скептически, она довольно условна и допускается реальными политическими игроками только в определенное время и в определенном месте. Но, тем не менее, у церковных руководителей возникают надежды на самостоятельность. Причем, каждая православная поместная церковь все более приобретает индивидуальные черты, вплоть до того, что мировое православие начинает делиться на «хороших» и «плохих».

Церковь создана Господом нашим Иисусом Христом и пребудет на земле до самого конца истории. Догматы Церкви неизменны, неизменна цель Церкви – спасение рода человеческого. Но многое меняется во внешней структуре церкви[1], в церковной организации.

Церковь, по выражению К.П. Победоносцева, является сегодня духовно-политической силой. Это мощная организация, находящаяся вне государства и имеющая свои цели и свои интересы. Ранее такая характеристика могла быть дана только католической церкви, но после революции и многих лет государственного богоборчества подобной силой стала православная церковь. Ранее католики обвиняли православную церковь в рабском служении императорам. Причем, чуть ли не главная причина разделения на православных и католиков, с точки зрения последних, была именно в церковно-государственных отношениях на востоке. «Сущность его (осуждения примата папы) заключается в том, что восточная церковь вполне подчинилась гражданской власти, признала это подчинение законным и нормальным, и вследствие этого потеряла жизненные силы, остановилась на одной и той же ступени развития, превратилась вся в неподвижную обрядность и окаменела»[2]. Обратим внимание: симфония государства и церкви представляется на западе поглощением церкви государством, и, кроме того, связывается с потерей сил церковью, окаменением, остановкой развития. Римская церковь, по мнению католиков, развивалась далее, а окаменевшее православие не могло идти за ним и поэтому отвергло примат папы. Теперь церковь не подчинена государству (не связана узами с православным государством), свободна и может двигаться далее, еще более сплачиваясь в единую духовно-политическую силу. Интересно, что развиваться Церковь в понимания Тела Христова не может, может «развиваться» только организация. И это развитие  – отход от Христа. Князья церкви считают, что им вверено управление церкви и все больше стараются управлять ею и все более оправдывается их название: «князья церкви». Конец этого движения – папизм, когда церковь считается управляемой человеком, и это знаменует полный разрыв со Христом.

Интересы церкви и государства сегодня пересекаются и географически, и идеологически, и возникает своеобразная игра в кошки-мышки между двумя этими силами. Государство располагает аппаратом, вооруженными силами, одним словом всеми необходимыми атрибутами власти. Церковь имеет большое влияние в культурной и духовной сфере. Можно сказать, что формирование идеологии в нашем государстве сегодня невозможно без церкви. Церковь пытается воцерковить государство в том смысле, как это понимают руководители церковной организации, государство пытается использовать церковь для формирования идеологии и для решения социальных проблем. Это состояние ни холодной, ни тем более горячей войны, а некоторое мирное сосуществование двух систем с большими надеждами на будущее у обеих сторон. Государство, использовав духовный потенциал церковной организации, после преобразования и укрепления, несомненно, намеривается отправить ее в общественно-политическом смысле туда, откуда она была изъята, а церковь надеется на воплощение идеала, некоторых не очень разбирающихся в истории богословов: «церковь благословляет – власть делает».

К великой скорби этих богословов, приходится отметить, что такого  не было в истории ни православной, ни даже католической церкви[3]. Да и не могло быть. Эта примитивная мечта, не может осуществиться потому, что для этого церкви надо стать верховной властью, а кто же ей даст эту власть? В царский период истории церкви, верховной властью – был православный монарх, послушный Богу и верующий по догматам Православной церкви. Церковь же была хранительницей веры, царь не мог влиять на формирование догматического учения церкви, а если и пытался это делать, то всегда получал отпор со стороны церкви[4]. Церковь передавала свои внешние дела  царю, который следил за порядком в государстве и в случае возникновения споров, грозивших нарушить внутренний порядок империи, собирал соборы для их разрешения. Уж не говоря о том, что на государе лежали его обычные обязанности. Таким образом, мы видели некоторое соправление, соцарствование, симфонию властей[5]. Сам Господь через патриархов, митрополитов и епископов правил церковью, а государством правил православный монарх, долженствовавший во всем следовать воле Божией. Заметим,  вовсе не каких-то отдельных иерархов, а Бога. Или еще можно сказать по-другому, что церковь должна была знать истину, а государь защищать ее. Хотя заметим, что порою ситуация была близка к тому, что и государство, и церковь состояли из одних и тех же людей[6]. Но, все равно, даже при таком совпадении должны существовать две власти. Одна относится к нынешнему веку и прекратится только с пришествием Царя царей, другая принадлежит уже явленному Царству Небесному, и должна максимально удаляться от всего земного. Поэтому нелепо говорить о  том, что власть угнетала церковь. Власть эта сама родилась из церкви, когда властители ее стали православными. Поэтому отделяться от власти можно только в секулярном государстве, но никак не в православной монархии. Власть имеет недостатки, значит и сама церковная организация имеет эти недостатки. Многие хотели бы объявить эту организацию безгрешной, как это сделала католическая церковь, отдав монополию на истину главе этой организации – папе римскому. Но взаимодействие церковной организации с управителем – Богом, напоминают отношения человека и Бога в мире всем. Хоть всем управляет Бог, но человек имеет возможность по своеволию наделать много зла.

Царская власть – не какая-то случайная флуктуация в истории церкви, а закономерное явление, стадия развития церкви в мире сем. Люди, объединенные в мире сем единой верой в Христа, должны как-то самоорганизоваться., причем так, чтобы жить дальше, и выполнять свой христианский долг в мире. И какую же форму власти можно избрать для такой самоорганизовавшейся общины? Демократию? Там где много говорят о смирении, отказаться от него, и решать вопросы не по воле Божией, а большинством голосов? Аристократию, власть группы лиц? С бесконечным количеством распрей? Или подчинить свою волю одному из народа, моля Бога, чтобы он водил  этого человека путями истинными. Сколько раз вопиял Давид ко Господу, чтобы узнать Его волю? Можно сказать, что не все давиды, и что лучше бы в таком случае иметь не наследственную монархию, а  выборную. Представим себе, какие бы начались распри в таком случае!» Впрочем, мы их и наблюдали в истории, когда одна партия хотела поставить своего царя, другая – своего. Это было и на Руси, и в Византии. То есть элементы аристократии или демократии, наоборот были причиной тех безобразий, в которых обвиняют именно монархический строй.

Интересно проследить, что сегодня, в послецарский период власти, происходит с церковью в политическом смысле. Для этого надо рассмотреть проблемы, которые встали в настоящее время перед Русской Православной Церковью.

В феврале 1917 года многим  иерархам казалось, что стоит только освободиться от докучливой опеки государства, и тогда церковь получит свободу, и, так сказать, заживем-с. Тогда церковь займется внешними делами, сама будет регулировать свое положение в мире. Ведь, к примеру, определение границ епархий было всегда в ведении царей, так же как утверждение избранных епископов. Да еще царь активно участвовал во внешней, организационной жизни церкви, в разные времена по-разному. В древние времена в церковной организации активно участвовал народ[7], в царский же период он постепенно передал свою волю императору и в его лице по-прежнему участвовал в церковных делах[8]. И отделение от царя означало отделение от народа, возникновение непреодолимой пропасти между народом и клиром. Это отделение хорошо видно в католической церкви и оно всегда имеет место, когда церковь становится духовно-политической силой. Как в государстве народ является чем-то внешним, так и в церкви ставшей самостоятельной силой и организацией простые люди становятся согласно идеологии духовно-политического образования не членами церкви, а теми, для кого церковь служит, кого воспитывает, кого спасает. Поэтому-то некоторым пастырям сегодня мешает «этот народ невежда в законе, проклят он» (Ин. 7. 49). Да, народ прошел за советский период тяжелый и извилистый путь. Пришлось идти и грязью. Но это наш народ, потомок тех, кто своими руками возводил православные храмы от Львова до Камчатки. И нельзя отбрасывать его, нельзя прожить без него церкви. Церковь не может стать подобием какого-то аппарата, выполняющего религиозно-ритуальные услуги.

Потом многим показалось: не случись Октябрьской революции, реализовалось бы «церковное счастье». Но устранены последствия Октября, а церковного благоденствия, понимаемого в духовном смысле, не наступило. Хотя некоторые пытаются говорить о нелепых вещах: о симфонии церкви и плюралистического, правового, секулярного государства, но сие вызвано какими-то сиюминутными политическими целями. Не будем здесь подробно говорить об учении симфонии властей. Отметим только одну из особенностей симфонии, чтобы сразу стало ясно, что симфония в нынешних условиях невозможна. «Но это взаимное согласие государства и церкви единодушно проповедуемое, как светскими лицами Византии, так и духовными, нужно однако ж, понимать не в смысле механических сделок и уступок, хотя бы с ущербом для существенных принципов христианства, а в смысле преобразования государственных законов и постановлений по духу христианских начал…», – так об этом говорилось уже на IV Вселенском соборе. То есть государство должно преобразовать свои законы в согласии с канонами православной церкви, тогда можно говорить о симфонии. Наше же государство не то, что не собирается менять своего законодательства, но заявляет о равенстве религий, о примате общечеловеческих ценностей, или даже «о вере в человека». Кроме того, государство подходит к церкви, как одной из организаций, со всеми вытекающими последствиями: налогообложением и вообще подчиненностью государственным органам. То, что сегодня церковь не облагается налогами, можно рассматривать как временную уступку, имеющую значение не закона, а скорее исключения из него. Смена курса приведет к смене или отмене уступок, и за следующим поворотом политической системы все может измениться. Некоторые люди выступают против присвоения приходским организациям ИНН, но в действительности, следует задаться вопросом: «А допустима ли вообще государственная регистрация церковных организаций?» В чем же состоит отделенность церкви от государства? Получается, что государство контролирует церковь, и обладает возможностью запрещать ей те или иные действия. Например, проповедь в определенных местах и среди определенных людей.

Говорить можно в лучшем случае только о союзе, но никак не о симфонии. Союз заключается между субъектами, действующими в одной сфере. Между государствами, племенами, народами, общественными организациями. Значит, в этом предполагаемом и весьма шатком союзе церковь и государство выступают как партнеры. Поучается, что церковь выступает в роли некоего квазигосударства. Мы знаем, что в результате отпадения от православия образовалось некое подобное всемирное квазигосударство со столицей в Ватикане. Теперь же православным не нужно удивляться: вступив после Октябрьской революции в новый этап истории церкви, мы стали брести опасным путем, проторенным католической церковью.

Любопытно писал о взаимоотношениях  церкви и государства К.П. Победоносцев. Тогда сложилась интересная ситуация. Константин Петрович защищает систему государственной или, как он говорит «установленной» церкви, и критикует формулу Кавура[9]: «Свободная церковь в свободном государстве». Он говорит, что это формула в действительности основана на религиозном индифферентизме и равнодушии к вере. «В отвлеченном построении этой системы церковь представляется тоже отвлеченно построенным политическим учреждением с известною целью или частным обществом, для известной цели устроенным, подобно другим, призванным в государстве корпорациям». Он считал, что все равно, в  состязании свободных церквей победит одна, и, скорее всего, это будет католическая церковь, потому что кроме всего прочего «организация ее и дисциплина совершеннее и дает ей более способов к систематической деятельности».

Он ожидал, что католичество «подомнет» все остальные церкви в США. Впоследствии, такая церковь, превратившись в квазигосударство, подчинит себе и само государство. Но этого не случилось, потому что он не учел и не мог учесть роста религиозного индифферентизма в мире. Кстати, католики считали, что православная церковь не только окаменела, но и потеряла силу, связавшись с государством и отказавшись от централизации власти. Для католиков развитие церкви – это усиление организации,  позволяющее противостоять враждебным силам, которых достаточно много у церкви: исламу, сектам[10]. Как это заманчиво! «Исправившись», православные решили бы множество проблем. «Не только русская церковь автокефальна, то есть существует самостоятельно, но такого же положения достигли Греция (королевство), Сербия, Черногория, Румыния и Церковь в Австро-Венгрии, наконец, пользуется автокефалией и Болгария… В то время как римская церковь представляет достойное удивления единство, представляет собой организм, центром которого служит Рим, – греки и славяне поднимают вопли о чрезмерных успехах церковного Рима, не замечая того явления, что систематическое уменьшение размеров власти византийской патриархии (т.е. постепенное выделение автокефальных Церквей) – вот главная причина укрепления и расширения Рима»[11]. Почему бы нам православным не объединиться должным образом под скипетром Константинопольского патриарха? Так простая мысль охватывает многих православных людей. Для противодействия сильной католической церковной организации создать централизованную православную. Подменить единую церковь по главе со Христом на единую во главе с человеком или органом? Обратимся к истории древней церкви, она не мало внимания упорядочению церковной жизни, что видно, например, по апостольским правилам, но приоритет отдавался духовному единству, а не организационному. Приоритет организационного единства характерен для земного царства и противопоставляется самим Господом создаваемой им организации: «Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются,  а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» (Лк.22, 24–26). Но искушение силой не только  сегодня актуально, но будет актуально и завтра. Отовсюду мы слышим о необходимости объединения с целью борьбы с чем-то: сектантством, атеизмом, католицизмом. В зависимости от размаха борьбы происходит выбор союзников. Ими могут быть, и лишь православные церкви и христиане вообще, и все религиозные организации  для того, чтобы отстаивать какие мнимые общие интересы.

В какой-то мере в позиции католической церкви оказалась после февраля 1917 Русская Православная Церковь. В лице своих иерархов она тогда весьма рвалась на свободу. Сознавали эти иерархи или нет, но в действительности они рвались именно к доминированию в союзе с государством или даже подчинении его.

Некоторых можно понять. Конечно, в истории, особенно, византийского государства было много примеров недостойного поведения царей. Были и другие проблемы: например, бюрократизм, поедавший государства с монархическим устройством. Но разве недостатки является поводом, чтобы сокрушить всю систему? Кто таким образом хочет исправить государство на деле является настоящим революционером. В результате соперничества с «полуязыческим» государством (так, вероятно, думали иерархи) получили, правда, ненадолго своего патриарха, которого тут же провозгласили чуть ли не вождем народа, опять же на греческий манер[12]. Вот вроде и сбылась давняя мечта о независимой церкви, да еще с единым главой, пусть и в масштабах  только одной поместной церкви.  Потом длинный период упадка церковной организации, пленение церкви большевиками.

Ныне ситуация повторяется: сильная доминирующая церковь, живущая по формуле опять того же Кавура. Но в отличие от тех времен сегодня в мире явно возрастает религиозный фактор. Можно было бы предположить, что в нынешнее время реализуется гипотеза Константина Петровича о подчинении «свободной» церковью «свободного» государства. Но, вероятно, наши архиереи даже не понимают, за исключением, быть может, партии митрополита Кирилла, всех возможностей церковной организации. Они дружно налаживают социальную работу, чтобы занять достойное место в обществе. То есть пытаются заделать пробоины в государственном корабле, сделанные недалекими кормчими, и заслужить доверие государства, показаться ему полезным. Власть лучше понимает значение церкви, боится ее, и все время подкидывает ей задачки вроде благотворительности, чтобы оттянуть время и поиграть в любовь. И почти все архиереи, вышедшие из советского прошлого переполнены этой любовью, которая легко может быть закончена очередной сменой властью.

Отбросим внутренние взаимоотношения церкви и государства. Обратимся к внешним проблемам. Наше квазигосударство, несомненно, должно выступать и как субъект международного права. Вот государство, как и во все революции, стало трещать по швам, начали отделяться некоторые территории, и тут обнаружилось, что церковь, в действительности, достаточно жестко следует за государственными интересами. И, кроме того, оказалось, что церковно-политические образования, которыми стали поместные церкви весьма  и весьма жестко соперничают друг с другом, и готовы приобретать новые территории, согласуясь не с каноническим правом, а с политическим: «Кто смел, тот и съел». Образовываются новые церкви. И некоторые тут же попадают под власть, еще недавно, казавшегося уже умершим Константинопольского патриархата. Дальновидные западные политики поняли его значение для православия, не дали ему окончательно умереть в первой половине XX  века и теперь около сотни лет собирают обильные плоды. Не будем здесь говорить о связи Константинопольских патриархов с европейскими и американскими политическими кругами, скажем, что сегодня эта поместная церковь претендует на особую роль в православии.

Здесь обратим внимание на одно любопытное отношение к канонам. В нужный момент каноны объявляются устаревшими, как например, во времена патриарха Мелетия (Метаксакиса), который пытался ввести даже двоебрачие священства. Традиции, вообще, не имеют значения – напомним, что Константинопольский патриархат давно живет по нелепому новоюлианскому календарю[13]. Но вот когда надо обосновать какую-то особую роль Константинопольского патриархата, то церковные политики вспоминают известные каноны, составленные в императорский период истории церкви: 28 правило IV Вселенского собора, 36 правило 5-6 Трулльского собора. И начисто забывают, что каноны составлялись в определенный период истории церкви, роль Константинопольского патриархата, оговоренная в канонах была временной и относилась только к этому промежутку времени.

Каноны – духовны и открывают истину в отношении конкретных ситуаций, положений. Духовное значение их незыблемо, но меняется конкретная ситуация их приложения. «Церковное возвышение Константинополя шло одновременно с его гражданским возвышением», – пишет церковный историк Курганов. Соответственно, с возвышением Константинополя в гражданском смысле постепенно менялось и церковное положение епископа этого града. Сначала он – второй по чести, потом стал равным римскому епископу. Об этом ясно говорит 28 правило, и так мотивирует особое положение Рима: «поелику то был царствующий град». Поэтому и Константинополь  «получивший честь быть градом Царя и Синклита должен получить особые права: митрополиты областей, находившихся вне империи должны были поставляться Константинопольским патриархом. Делалось это видимо, из опасений каких-то возможных нестроений и разделений в церкви. И когда Константинополь проделал обратный путь в своем гражданском значении, очевидно, что он должен пройти им и в церковном смысле. Падение Константинополя в 1453 году сделало этот православный град достоянием истории. Константинопольские же политики негодуют по поводу формулы «Москва – Третий Рим». Но это пророчество, а не закон.

При этом мы можем услышать немало пророчеств  о том, как русские освободят Константинополь и передадут его грекам. Почему, очевидно, потому что Константинополь в сознание современного грека имеет значение вечного города, где только и должно поклоняться Богу, и без которого не может существовать христианство. Что-то наподобие Иерусалима в сознании еврейского народа. А русские, которых многие греки за глаза называют варварами, – лишь только средство для осуществления этой задачи.

Христос в Евангелии говорит, о том, что его последователи и ученики не будут иметь на земле какого-то фиксированного на все времена центра.  Константинопольские патриархи почему-то чрезвычайно привержены теории святости турецкого города Стамбула и почему-то считают пребывание в этом городе патриарха, несуществующей поместной церкви, чуть ли не каким-то новым догматом. Поэтому можно утверждать, что националистические настроения, захватившие греческую церковь в XIX веке, не оставили ее и поныне. Вхождение Греции в объединенную Европу не только не ослабило эти настроения, но и позволила раскрутить антирусскую политику, используя противостояние двух церковных организаций. На территории Европы оказалось несколько православных церквей, и, если относится трезво к независимости церкви от государства, то можно ожидать консолидации православных церквей Европы под эгидой Константинопольской церкви. Между русской церковью и Константинопольским патриархатам развертывается настоящая борьба за сферу влияния. Русская церковь отстаивает свое право окормлять русскую диаспору, тесно связанную через язык и традицию с матерью церковью. Константинопольский патриархат взывает к букве канонов, в повседневной жизни отвергая эти каноны (один экуменизм, несомненным лидером которого является КП, что стоит). Канонические нападения на РПЦ МП в Европе, Молдавии и  Китае (стране, где с испокон веков проповедовали русские, чего стоит).

 «Мне кажется, что здесь Константинополь ведет какую-то борьбу, которая является нездоровой и не соответствует духу Православия. Они только позорят Православие перед лицом инославного мира. И это никому не на пользу. Они это делают по своим соображениям", - заявил архиепископ Берлинский и Германский Марк в интервью, которое публикует газета «НГ-Религии».

Возвращаясь к тому, что в сегодняшнем мире поместная церковь приобретает собственные структуры, взаимодействует на взаимовыгодной основе с государством, и становится мини-государством со своими премьер-министрами, МИД, полицией, налоговой службой и т.д., то надо отметить, что поместные церкви все более приобретают индивидуальные особенности. В случае Константинопольского патриархата – это крайнее обновленчество, экуменизм, национализм, превозношение над варварскими церквями, церковный папизм. Чего только стоит последнее заявление Константинопольского патриарха: «Если мы, с помощью Божьей, придем к согласию с Католической Церковью в том, что касается значения термина «первенство», каким оно было в первом тысячелетии, то Вселенскому Патриарху не составит труда признать первенство Римской кафедры и занять второе место, то, какое он занимал до раскола». Мало того, что игнорируются все многочисленные догматические нововведения и ереси Римской церкви, Константинопольский патриарх сам претендует на роль своеобразного главы. Как он решит – так и будет и не надо никакого согласия всей православной церкви. Это вполне вписывается в схему церкви-государства: с кем хочу, с тем и заключаю соглашения. Но это только одна сторона – есть и другая: решения главы этого государства обязательны для всех, он претендует на роль императора в православной церкви.

Неоднократно Константинопольский патриарх выражал свою ненависть к России. О препятствиях, чинимых русским монахам на Афоне, не имеет смысла лишний раз говорить. Многие десятилетия русских монахов не допускали на Афон, затрудняли доступ на Святую Гору паломникам. Но, если еще недавно, требовалось особое благословение Константинопольского патриарха только для священников, то в скором времени  и для мирян будет необходимо благословение патриарха Варфоломея. А уж о притязаниях на Эстонию и Украину знает любой православный христианин. Многое в последнее время писалось о воссоединении РПЦ МП и РПЦЗ, в том числе и отрицательного. Но мало кто задумался о том, что во многом это был вынужденный шаг в политической перспективе. А именно вполне возможно давление на русскую общину в «свободной» Европе с целью подталкивания ее к Константинополю. 

Любопытно, что во время недавнего визита Святейшего Патриарха во Францию выявилось весьма отрицательное отношение представителей Константинопольского экзархата к РПЦ: «Источник церковных распрей между РПЦ и Константинополем, корень этого раскола нужно искать в появлении Советской власти в 1917 году. Тогда-то и проявились претензии Вселенской Патриархии на абсолютное первенство в православном мире и, не побоюсь слова, акты хищнического присвоения оказавшегося «бесхозным» церковного имущества и власти над ним. Но богоборческий режим пал, а потому и временное убежище, которое нашла в свое время нашла русско-французская архиепископия под крылом у Константинополя, не имеет больше места быть. Нужно чтобы архиепископия, наконец, перестала отталкивать протянутую руку Святейшего Патриарха, не искала в его словах умысла и двойных стандартов, а пошла бы на настоящий разговор», – вот такое мнение высказал русский эмигрант Никита Игорьевич Кривошеин. Он так же сказал, что неприязнь к РПЦ МП «чувствуется во всех действиях архиепископии. Это чувствуется в том, как, готовясь к приезду Святейшего, руководителей архиепископии буквально трясло, они не знали, как быть, как себя вести, какое коммюнике выпустить. Вплоть до того, что Патриарх Алексий так и не был приглашен в храм, о котором я говорил, — известный русский храм святого Александра Невского. Это главный православный собор в Париже». Приезжающие во Франции православные верующие с территории бывшего СССР попадают в атмосферу настоящей русофобии, царящей в среде экзархата. Такие же настроения культивируются в среде русского священства патриархата. Это пятая колонна духовно близкая обновленческому духовенству в России. Подумайте, каким хорошим плацдармом может стать Константинопольская архиепископия русских церквей в борьбе с русским православием[14].

Если мы говорили об некоторых особенностях православных церквей, то надо отметить, что Константинопольская церковь, по сути, является националистической, хотя пытается представить себя скорее космополитической. Русская церковь является консервативной и в силу национальных черт, составляющего ее основу народа – русского, и межнациональной. Это происходит оттого, что русский народ всегда был открыт для других национальностей, в отличие от всех практически европейских народов, в действительности живущих своими узкими национальными интересами.

Кроме того, греческое православие сегодня явно симпатизирует европейским ценностям и желает им служить. Причем приверженность свою свободе личности и демократическим ценностям высказывают даже борцы с глобализацией. «Самым большим преступлением, совершенным в тот момент (речь идет о шенгенском соглашении) была отмена статьи 1-й § 2, 3 Конституции Греции, где говорится: «Основой цивилизации является господство народа. Все власти вытекают из народа и существуют для него и нации…», –  афонский монах архимандрит Христодул в книге «На закате свободы»[15].

Таким образом, православие, в котором не должно быть ни эллина, ни иудея, в земной жизни приобретает национальную окраску. Греческая идея – это создание объединенного мирового православия с центром в Константинополе, в котором главную роль будет играть греческая нация. Эта модель обосновывается в основном на заслугах граждан Византийской империи: богословов, святых, императоров и философов. Если в религиозном смысле  модель основывается на «полном» православии, во главе которого стоят пять патриархов, не исключая римского, то в политическом – на европейских ценностях: свободе и демократии. «Мы желаем и мечтаем о едином союзе, одном племени, другими словами, об одной объединенной Европе с духом взаимной гарантии между странами, с полным отсутствием расколов и односторонних стремлений (в осуществлении своих) национальных интересов», – пишет все тот же борец с глобализацией афонский духовник Христодул. Все дело в том, что произошедшее объединение привело к дискриминации греческого народа в Объединенной Европе. И следует кроме  экономических и политических вопросов учитывать  еще и религиозную дискриминацию в результате введения электронных паспортов. Одним словом, надо поставить Грецию в более выгодное положение в экономическом и политическом смысле,  освободить греков от электронных документов, и они станут самыми активными и верными участниками европейского объединения. А дальше Drang  на все четыре стороны света, чтобы обеспечить свое экономическое благоденствие и материально обеспечить золотой миллиард. Но в одной стороне света находятся и православные христиане другой национальности – русские. В религиозном смысле им уготовано подчинение  Константинополю, в политическом – как решит Свободная Европа. Как решал эту проблему предыдущий вождь объединенной и «свободной» Европы Гитлер, мы знаем. В религиозном смысле Вселенский патриарх явно претендует на ту же роль, которую играл Константинопольский патриарх в Османской империи: на главенство над всем православием Европы. Как оно осуществлялось, мы тоже знаем: «Целые века стенал измученный народ под двойным  политическим и духовным – иностранным гнетом», – писал митрополит Стара-Загорский Панкратий[16]. Константинополь добился ликвидации Болгарской автокефальной церкви и ликвидировал болгарский епископат.  О бесчинствах греческих иерархов на болгарской земле написано очень много и нет необходимости  лишний раз вспоминать об этом[17]. Следует сказать, что это и ныне вполне согласуется с представлениями Константинополя, приверженного идеям пентархии. Нетрудно понять, что сегодня в  Константинополе мечтают о возрождении времен Османской империи. Различие в том, что роль империи сегодня будет играть Объединенная Европа, а  господство патриархата будет расширено  сначала на Украину, а затем возможно и на часть России.

Русская идея значительно отличается от греческой. Русские всегда были свободны от болезненного желания первенства в православном мире, потому что много сотен лет они фактически располагали этим первенством. Кроме того, несмотря на оппозицию, состоящую в основном из влиятельной части нашего духовенства, русские придерживаются идеи отделенности православия от мира. По сути это содержится в формуле православие, самодержавие, народность. Они считают, что для устойчивого бытия церкви в настоящем мире надо реализовать эту формулу. Самодержавие говорит о необходимости отделения от мира сего, через передачу мирских функций царской власти. Народность говорит не только о значении народа в церковной жизни, но и о богоустановленном неравенстве народов. Почему один народ православный, другой исповедует католичество или мусульманство – тайна Божия. И отличие от греческих ревнителей-демократов мы можем суверенностью сказать, что все кто замахивается на это неравенство перед Богом, кто пытается слить народы воедино – то истинный Богоборец. Ибо как сказано в тропаре Пятидесятницы: «Егда снизшед языки слия, разделявше языки Вышний, егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва; и согласно славим Всесвятаго Духа».То есть церковь признает только одно слияние народов в Боге, которое будет полностью реализовано в будущем веке. И когда апостол Павел говорит, что в церкви нет ни эллина, ни иудея, то он имеет в виду тех, кто уже реально вошел в церковь, причем стирание национальных черт достигается только в святости. Поэтому святые, можно сказать, становятся всечеловеками. Но это вовсе не означает, что для церкви не важна национальность людей. Можно сказать, что  для Церкви-Организма нет различия между эллином или иудеем, а для церковной организации это различие весьма существенно. Посему и устройство вселенской церкви зиждется на поместных, фактически национальных церквях. И хотя русская православная идея говорит о роли народности, то в действительности от греков русские по сути не являются националистами. Они легко принимают в православие, да и при необходимости в самый русский народ другие малые народы, и никто так много не сделал для проповеди  православия в послеапостольский период, как русские, которые несли православие от Испании до самой Америки, от крайнего Севера до Китая и Вьетнама. Недовольство Константинополя влиянием Русской православной церкви – это недовольство Самим Богом, Который учредил неравенство народов. Греческое царство не устояло в истине и пало, наступило время Третьего Рима, и он тоже фактически пал, но еще существует возможность его возвращения, потому что осталась единая Россия и Русская церковь. Эта русская идея заключена в пророчестве старца Филофея.  Мы все видим признаки последних времен, но не стоит заменять Божий Промысел людским мудрованием  и устанавливать времена и сроки. На деле видна возможность восстановления царства на малое время. Последнее время мы видим, как власть в России идеологически отступает и отступает, будучи вынуждена принимать пункт за пунктом русскую идею. Сначала это казалось представителям власти некоей игрой, теперь они понимают, хотя и сами не хотят такого результата, что другого выхода нет. И сдают либерально-демократические позиции шаг за шагом. Конечно, многие лицемерят, надеются исказить русскую идею, развернуть ее в свою сторону. Надеются и на экономику, потому что в глубине души все равно  верят в то, что бытие определяет сознание. Конечно, они много достигли в  деле разобщения людей, в деле насаждения культа денег и насилия, и им кажется, что они только внешне отступают перед православием. Некоторые даже думают, что они надежно затянули в свои сети всю верхушку церкви. Но церковь остается единым организмом и нельзя сбрасывать со счета народ. Поэтому не надо  бросаться в огульный анархизм. Насаждать в умах людей отчаяние и панику. Надо следовать воле Божией, и на своих местах стараться послужить не каким-то важным лицам, деятелям или авторитетам, а Богу. Надо слышать глас Божий, который  иногда призывает идти на брань, а иногда бежать в горы, дабы спастись. Но нет какого-то установленного, почти догматически обоснованного бегства. Есть Премудрый Господь, неоставляющий нас своим Промыслом. Это и должен осознать русский, чтобы сегодня стать истинным носителем  православной идеи.

Но в последнее время, в епископате и среди священства русской церкви все яснее чувствуются экуменические и  обновленческие настроения. Это сильно работает против Русской Православной Церкви, лишает ее опоры. Действительно, что привлекало  людей разных национальностей в Русскую церковь? Именно ее консерватизм, неподверженность духу времени. Хотя, конечно, и ранее русские церковные начальники огорчали  верующих недостойным поведением, но это можно было воспринимать как некое почти что внешнее явление. Теперь усиленная деятельность некоторых просветителей несет чуждые идеи в среду рядового священства и народ. Сама Православная церковь начинает размазываться по Российскому государству, число православных растет, но растет ли число верующих? А наш епископат, похоже, пребывает в некотором  забытьи, происходящем от чисто внешних успехов.

С другой стороны православные ревнители стали активнее выступать против священноначалия. Надо сказать, что на этом примере, видно, что крайне правые смыкаются с крайне левыми. Вполне понятно было высказать озабоченность проявлениями экуменизма, как это было во Франции, но шум, поднятый вокруг этих отрицательных явлений, был, несомненно, неадекватен их значению.  И в тоже время как-то забылось о беспрецедентной встрече папы и Константинопольского патриарха, о наращивании православно католического экуменизма в среде этого патриархата, о том, что этот экуменизм вытекает из учения о пентархии, от которого никогда константинопольские патриархи не отрекались. Это особенное внимание к экуменическому движения в  Московском Патриархате, на фоне забвения его истинных лидеров, приводит к мысли, что иные ревнители действуют в контексте  европейской политики. По мнению западных политологов стержнем России является Православная церковь, и чтобы разрушить это ненавистное государство, надо сокрушить ее церковную организацию. И самым разумным будет делать это руками других православных: вытесняя РПЦ МП из Европы и с Украины.

Очевидно, что сегодня Украинская Церковь отходит от Московского Патриархата. Православные Украины жалуются, что в России никого не интересуют их проблемы. А некоторые православные верующие на Украине во всем уже обвиняют Россию и уже намекают, что центр православной России не в Москве, а в Киеве! Так священник Евгений Максименко, не с Западной Украины, а из Днепропетровска, не филаретовец, а самый активный член УПЦ МП вспоминает «о едином православном государстве, получившим при Святом Крещении имя «Киевская Русь»», заявляет, что РФ через своего правителя (имеется в виду заявление Путина) отказалась от «Крещенской купели». Дело не в конкретных политических лицах, но, похоже, определенные силы пытаются сделать украинскую церковь лидером в славянском мире и противовесом русскому православию.

Можно продолжить эту мысль: на следующем этапе нам предложат оставить безумную идею «Москва – Третий Рим», отказаться от азиатчины, оставить все, что есть за Уралом и создать единое государство с центром конечно в Киеве. Программа получается почему-то европейская. Не Киев и исконно русские земли присоединить к столице – Москве, а Москву присоединить к Киеву, сделав ее украинской провинцией.

Автокефалию, несомненно, попытаются утвердить ради церковного мира и в Москве, и в Константинополе. Хотя сегодня нас уверяют, что сейчас никто не собирается добиваться автокефалии, но в действительности все необходимые ходы уже рассчитаны и продуманы. «По мнению ещё одного священника, Димитрия Познанского, рассматривая вопрос о возможности предоставления автокефального статуса Украинской Православной Церкви, необходимо учитывать тот факт, что на сегодняшний день не существует четко определенной и согласованной со всеми Православными Церквами процедуры предоставления такого статуса. Теоретически автокефалия УПЦ могла бы быть дарована Архиерейским или Поместным Собором Русской Православной Церкви, если бы в Константинопольском Патриархате не считали, что право предоставления автокефалии той или иной поместной церкви принадлежит исключительно ему. Поэтому автокефалии, некогда дарованные Русской Православной Церковью (например, Американской Православной Церкви), ни Константинопольским Патриархатом, ни другими, так называемыми греческими патриархатами, не признаются. И если бы епископат РПЦ даже очень захотел предоставить Украинской Церкви статус автокефальной, это вылилось бы в очередной конфликт с Фанаром, который автокефальной Украинскую Церковь не признал бы. Либо архиереям РПЦ пришлось бы просить Константинополь о даровании автокефалии УПЦ, что означало бы признать совершенно необоснованные претензии Фанара на гегемонию в православном мире. В то же время трактовки автокефального статуса в РПЦ и в Константинопольском патриархате несколько отличаются. Для Константинополя автокефалия той или иной церкви, во всяком случае, если эта церковь не входит в число пяти древних кафедр (Римской, Константинопольской, Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской), не носит безусловный характер[18]. Автокефалия может быть дарована, и может, как это не раз бывало в истории, быть отобрана обратно»[19]. Заметим, что централизация усиливает организацию, и если немного поступиться догматами или хотя бы канонами, то можно получить очень сильную единую церковь. А центр должен быть, конечно, в Константинополе. Но потом священник оговаривается, впрочем, и нынешний статус Украинской церкви не так уж плох: фактически она автокефальна, и при этом может оказывать существенное влияние на самую большую Православную церковь в мире. Несомненно, такой шанс нельзя упускать и надо еще подумать: добиваться ли сейчас автокефалии. За этими намеками проглядываются серьезные планы опытных политмахеров, которые вовсе не пытаются следовать каким-то штампам. В нужный момент они могут  предстать и ревнителями чистоты православия, и монархистами, и даже истинно русскими националистами, освобождающими русский народ от азиатского ига.

Пройдет пару лет, проблемы Украины окажутся нашими проблемами, потому что в России живет множество украинцев и служит много священников-украинцев, и многие из них считают своей родиной Украину. Можно предположить какие настроения захватят украинскую церковь после отделения, и нетрудно ожидать, что эти настроения придут сюда. Вернее их будут подгонять, как ветер кораблик царя Гвидона. И напрасно наши церковные лидеры восторгаются от успехов православия на Западе. Недавно прошло сообщение, что только в Италии уже около миллиона православных, и количество их стремительно растет. Значительную часть из них составляют русские. Но в любой момент церковные приходы смогут быть переподчинены Константинопольскому патриарху самым демократическим способом. Да и следует ли радоваться тому, что русские опять разбегаются по планете?

Что же нас ожидает? Вероятно, дальнейшее разделение православных. Каждая поместная церковь, как уже говорилось, становится подобием государства, со своими земными целями и устремлениями. Разумеется, мы не затрагиваем сейчас Церковь в понимании Тела Христова, а говорим о церковных организациях. Константинопольская церковь, подогреваемая враждебными России и православию политиками, пытается все православие подчинить себе. Русская Церковь, как наиболее мощная церковная организация, несмотря ни на что, пока стоящая на позициях консерватизма, пытается занять достойное место в православном мире. Румынская церковь, быстро растущая, но не очень связанная традициями и канонами, пытается создать единое румынское православие, под эгидой все тех же европейских политиков. Сербская примыкает к Русской церкви. Остальные православные церкви в большинстве своем оказываются зависимыми от «свободной» Европы. Так что теперь перед православным человеком появляется некоторый выбор: куда примкнуть, каноническое же устройство церкви, видимо доживает последние дни.

Соответственно, не трудно понять какими путями будет вестись война против русского православия. Внешнее воздействие достаточно понятно: Константинопольский патриарх – это прекрасное оружие. Внутренне воздействие тоже понятно. Оно будет направленно  в первую очередь на епископат и  священство. Они наиболее уязвимы и зависимы. Священство из-за своего профессионализма, епископат из-за своей элитарности. Чтобы занять достойное место в церкви-государстве, надо идти в ногу со временем. Современная церковь вынуждена эволюционировать вместе с миром сим, чтобы удержаться в этом мире, и решать поставленные задачи. Как это далеко от христианской жизни, говорить лишний раз не следует. И к тому же хорошо дискредитирует церковную организацию. Народ будут переводить частью в состояние религиозного индифферентизма, частью в состояние повышенного и недуховного возбуждения против неизбежной апостасии в церкви-государстве и борьбы с обмирщенным духовенством. Для этого используются любые отрицательные факты церковной жизни и недостойное поведение владык, и просто их оторванность от православного народа. Создать пропасть между епископатом и народом – важная задача противников Московского Патриархата. Эта цель уже во многом достигнута, как путем привлечения епископата к делам власти и к финансовой элите, так и возбуждением ревности не по разуму в народе, который мало знаком с реальной историей церкви и не знает канонических отступлений и моральных падений былых лет, и старается судить по букве. Особенно мало знаком он с положением в Константинопольской церкви, и поэтому  своей борьбой невольно будет выступать на стороне противников Московского Патриархата. Более того, в глазах некоторых мирян не только власти, но православные владыки стали настоящими врагами. И эту пропасть уже невозможно ликвидировать, и только беспечностью наших владык можно объяснить невнимание к этой проблеме.

У верующих же есть два пути: махнуть рукой на все и тихо удалится в мир небольших общин. Это путь «христианского анархизма»: махнуть рукой на Россию, посчитать историю Третьего Рима завершенной и ограничиться своим телесным и, как многим кажется, душевным спасением. Мало, кто знает, что в послевоенные годы епископы РПЦ МП, которых можно отнести к сергианским, предвидя новую волну гонений, и, желая укрепить церковь, тайно рукополагали священников, причем давали им ставленические грамоты. Можно представить себе, на какой риск шли эти люди. Возможно, что и сейчас начнут возникать общины, непорывающие церковное общение с Московским Патриархатом, но отделяющиеся духовно из-за несогласия с иерархией по ряду вопросов. Будет увеличиваться количество и тех, кто уйдет во всякие небольшие церкви, истинно-православные российские и греческие старостильные. Архиереи не чувствуют народного недовольства и продолжают заниматься неэффективной внешней политикой: подписанием договоров с разными ведомствами,  социальной работой в государстве, которое наплевало на стариков и инвалидов и т.д. Епископат сейчас фактически отказывается от народной поддержки и ищет ее в государственных структурах, забывая о неоднократно высказываемом мнении, что церковь в годы гонений спасли белые платочки. Теперь и белые платочки, и непокрытые головы, одинаково не нужны в церкви. А отход «белых платочков» – это пострашнее репрессий властей и забвения  абрамовичей и березовских. Миряне чаще всего пугают епископов своей активностью, это говорит о том, что, если эта тенденция будет продолжаться, то Московский Патриархат окажется слабым редутом для «западных» православных, и они легко возьмут его, используя троянского коня обновленчества. Если рассматривать церковь в духовно-политическом смысле, то она вряд ли готова к противостоянию с Константинопольским патриархатом, поддерживаемым закулисой[20]. Многие клирики даже не понимают этого противостояния и еще подумают, чью сторону выбрать. Другие, которые пытаются быть с народом, воюют с ветряными мельницами. Ревнители, начавшие свою деятельность в 90-ых годах, оказались неприспособленными к новой церковной жизни и превратились частью в «протестантов», частью в рабов химер и суеверий.

Тем же, кто не желает видеть конца и хоронить идею «Третьего Рима», остается надеяться, что Москва по Промыслу Божию снова может стать центром православного царства и истинной защитницей православия. Но это означает, что надо следовать далее вместе с Русской Православной Церковью, перенося все трудности и опасности обмирщения и огосударствлении церковной организации. Каждый, очевидно, будет выбирать путь для себя сам: лес и отделенность от мира, либо рискованное для спасения, противостояние врагам православия. Отметим, что лес внешне вроде привлекательнее, но открывает свободу деятельности Константинополю, доступ волкам в овечьей шкуре к православным, и, кроме того, не надо забывать о том, что в лесу легко заблудиться, а в лесу духовном – тем более.

На этом пути существует и другая опасность. Двигаясь в сторону церкви-государства, удаляясь все дальше от истинно церковного устройства, наша Поместная церковь может впасть в ересь. Этот путь проделал католицизм. В начале католическая церковь, оторванная от империи, была вынуждена брать мирскую власть в свои руки. Затем как-то забылось, что церковь управляет Бог. И Ему была отдана власть только на небесах, а на земле церковной организацией стал реально управлять папа. Все это было сделано для «пользы» церкви, для повышения ее обороноспособности в мире сем (ведь Бог-то уже и не помогал с точки зрения новых управленцев). Затем для полного обеспечения безопасности церкви оставалось объявить римского епископа безгрешным в делах веры, дабы избежать разделений из-за ересей (тут и ложное богословское мнение «и от Сына» помогло). И так далее и так далее  для спасения организации, уже отказавшейся от Христа. Тут мы видим медленное сползание к ереси, которая есть финал падения церковной организации.

Пребывание в такой эволюционирующей церковной организации опасно: «Ибо, ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг» (Отк. 3, 17) – как хорошо эти слова  Откровения о Лаодикийской церкви подходят  к церкви-государству, как хорошо характеризуют они сегодняшний духовный упадок церкви, ревнующей только о своей пользе[21].

Но не забудем того, что из семи церквей, к которым обращается Господь в Апокалипсисе, высшее обетование дано побеждающим членам Лаодикийской церкви: они не только удостоятся вечери с Господом, но и сядут с Ним на престоле. Надо только приобрести «золото, огнем очищенное» и «белую одежду» и помазать глаза свои «глазной мазью», чтобы видеть. Все это нам и надо обрести, но не искать в затворенных комнатах Христа, где «он» прячется с самыми верными и истинными учениками.