Павел Троицкий

 

Нужно ли служить в армии?

 

 Ответ на первый взгляд ясен: конечно, нужно. Но не все же могут служить. Что бы это была за армия , если бы ней служили калеки, старики, женщины? К службе в армии надо подходить с точки зрения государственной выгоды, то есть должны служить именно те, кто в данный момент принесут этим максимальную пользу государству. Можно сказать, что все должны работать на оборону нашей Родины, потому что она нуждается в этой обороне не эпизодически: в 1812, 1914, 1941 году, – а всегда, ежедневно.  Но оборонять страну должен солдат, а не рассеянный математик, оторванный на какое-то время от своих формул. Предвижу возражение: а почему одни должны, а другие… А потому должны, что всё в нашем обществе поставлено с ног на голову. В армию надо не загонять палкой, туда должны идти с радостью. И быть не на словах, а действительно почетной обязанностью. И почет должен выражаться не в привилегиях или высокой оплате, хотя  нельзя, конечно, и об этом забывать, а именно в отношении нашего общества к защитникам родины. Достаточно шельмовать армию, достаточно делать из неё пугало для молодого человека, достаточно смаковать всякие недостойные случаи, которые бывали во все времена и во всех армиях. Мне на своем веку ещё приходилось встречать людей, которые рвались в армию, даже добивались того, чтобы быть призванными. Сейчас таким, вероятно, посоветуют обратиться в психдиспансер.

Нынешняя реформа, скорее всего, ещё более будет способствовать разобщению армии и общества. Какой выпускник института, пять лет корпевший над учебниками, чтобы стать специалистом, будет рад, когда его призовут в армию, да и что уж греха таить: будут там шпынять за то, что он студент и служит всего один год. А в государственном масштабе вообще и говорить об этом нечего: человека учили пять лет, тратили на него бюджетные средства, чтобы целый год эти знания у него улетучивались на пока ещё обширных просторах нашей родины. Да и нужен ли армии такой солдат-одногодка? Ему бы поскорей отделаться от этой армии, за год он мало чему может научиться, разве только ходить в наряды по кухне и по КПП. Между тем,  современный уровень техники требует от солдата большего профессионализма, чем в былые годы. Совершенно ясно, что для того, чтобы быть эффективным защитником родины, надо гораздо больше учиться и трудиться. Наоборот, надо делать ставку на сверхсрочников, разумеется, уже на контрактной основе. Ясно, что солдату и младшему офицеру, реально прослужившим в армии лет десять, цены нет по сравнению с новобранцем, который зачастую мечтает «просачковать» весь срок службы. Конечно, для этого требуются дополнительные средства. Кроме того, сверхсрочник, да и офицер, должен быть уверен, что, закончив службу, он займет достойное место в обществе. Хорошо бы, конечно, и всех будущих офицеров пропустить через солдатскую службу, чтобы они побывали в солдатской шкуре и знали потом, как солдата воспитывать, а не перебрасывали бы эту обязанность на сержантский состав. Да и для других будущих сотрудников силовых ведомств армия явилась бы не только хорошим воспитателем, но стала бы своеобразным отбором .

Ясно также, что теперь армия стала заложницей разрушительной политики конца прошлого века. Наши враги при начале перестройки сделали всё, чтобы посеять в обществе панику, нагоняли страхи, чтобы люди не думали ни о своем будущем, ни о будущем страны. Последствия не преминули сказаться: резко упала рождаемость, соответственно, подходит время, когда в армию будет просто некого призывать. Всё это понятно, но надо же искать разумный выход.

Хотелось бы поделиться воспоминаниями о своем взаимодействии с армией. В армии я не служил: отзанимался на военной кафедре химического факультета и потом прошел трёхмесячные сборы. Несколько ранее меня удивил рассказ старшего брата, который был студентом-медиком и также прошел через военные лагеря. Приехав, он сказал, что эти-то лагеря и есть самое лучшее, и будет о чем вспомнить. Тогда я ему мало поверил. Сделаю небольшое отступление и замечу, что многие люди моего поколения, или чуть постарше, прошедшие через службу в армии, считали эти годы чуть ли не лучшими в жизни и всегда охотно вспоминали о них. Сколько любопытных историй мне пришлось услышать о буднях армейской жизни! Сколько друзей на всю было обретено моими сверстниками именно во время службы в армии! Но уже и до перестройки армия начинает превращаться в бич для молодого человека.

Так вот и я попал в лагеря. Сначала было трудно. Если кто-то думает что студенты в лагерях дурака валяли, то, не знаю как в других местах, но у нас этого не было. Наша жизнь строилась по строгому распорядку, буквально свободной минуты не было. За три месяца мы несколько раз стреляли из автомата, один раз из пистолета Макарова, бросали боевые гранаты, чему кстати, завидовали некоторые простые солдаты, державшие автомат в руках  только в карауле.

Попали мы в батальон химической защиты в городе Вязники. Жили бок о бок с солдатами. И, надо сказать, мы там пришлись к месту. Большая часть батальона была где-то на учениях, на полигоне, в других местах. Оставшиеся были буквально измучены нарядами и караулами. И где-то на пару месяцев нам удалось взять на себя наряды, караулы, дежурства по КПП. Тогда мы увидели, какова может быть служба в армии. Часть размещалась в каких-то дореволюционных постройках. Если говорить о быте, то его просто не было. Пищу летом готовили в походной кухне, которую топили, естественно, дровами. Туалет можно было содержать, только засыпая его неимоверным количеством хлорки, так что в такие моменты в него ходить можно было только в противогазе. Вдоль забора части текла зловонная речушка, на противоположном берегу которой выстраивались лица противоположного пола со всем понятными целями. Почему-то в непосредственной близости части у трёх из четырёх углов её забора располагались винные магазины. Дисциплине эти факторы не способствовали. Кроме того, у части была ещё дополнительная территория, где располагалась законсервированная техника, ведь в военное время батальон должен был развернуться до двух полков. У нас были, конечно, большие сомнения, удалось ли бы что-нибудь завести из множества УАЗ-иков, БРДМ-ов. Но всё это надо было охранять.

Теперь об образовательном статусе наших сборов. Если в смысле физической подготовки эти сборы дали нам многое: утро у нас начиналось с пробежки, по воскресениям мы всегда бегали кросс; возвращаясь с полигона, мы совершали марш-бросок, – о  образования как такового мы на этих сборах не получали, как, честно говоря, и за четырехлетнее обучение на военной кафедре. Конечно, мы выходили почти каждый день, а иногда и ночью в поле с техникой. Но всем было ясно, что эта техника годится скорее для музея, чем для обороны. За плечом у нас висел АК 1949 года, противогаз времен, наверное, Зелинского и общевойсковой защитный комплект, одевание которого напоминало туалет барышни XIX века перед балом. Процедура это была столь кропотливая, что времени не оставалось думать о возможной атаке противника. Всем и нам, и нашим преподавателям офицерам было ясно, что все эти занятия проводились для галочки. Для нашего государства от сидения в поле где-то под древним городом Вязники польза – ноль. Но для нас самих была польза огромная: мы научились мобилизовать себя, ценить каждую минуту. А главное, мы научились различать  людей. Оказалось, что проучившись несколько лет вместе, мы плохо узнали друг друга. И только здесь, среди трудностей, живя бок о бок, кушая вместе из одного котелка «кирзу», мы узнали, кто есть кто: кто верный товарищ, на которого можно положиться в трудную минуту, кто лентяй, захребетник, подлец или трус. А трудности и опасности были.

Однажды  было решено провести практические занятия с изолирующими противогазами. Для этого мы выехали на небольшой пруд, где по воскресным дням собиралось много отдыхающих, а по будним дням было довольно пусто. Надев водолазные пояса, мы по очереди опускались в воду и ходили по дну пруда. Соответственно, возник вопрос, как уничтожать использованные противогазные коробки. И тут нашему командиру, кадровому офицеру, пришла в голову плохая мысль: уничтожить их согласно какой-то инструкции сжиганием. Вырыли глубокую яму, сбросили туда тяжеленные упаковочные ящики и подожгли. Того, что произошло, я, к сожалению или к счастью, не видел, так как в этот момент находился на дне. Но когда я стал выходить на берег, меня едва не сбил с ног наш командир, устремившийся в воду. Оказывается, вскоре после поджога противогазные коробки стали очень красиво вылетать из ямы, прихватив с собою и тяжеленную крышку ящика, освещая округу и орошая её щёлочью. Из моих друзей никто не пострадал только потому, что все сгрудились около ямы. Всё её содержимое просто перелетело через них. Зато старшина имел неосторожность снять сапоги и оставить их вдалеке. Через один его сапог, в огромную дыру, виделось синее небо. А вокруг зеленая лужайка, усыпанная разорвавшимися коробками и залитая густой смесью продуктов замысловатых химических реакций. Я рассказываю эту забавную историю с хорошим концом, которого могло бы не быть, чтобы показать уровень наших сборов.

После этих сборов я несколько лет проработал в закрытом институте, как тогда говорили, в «ящике», и, думаю, больше сделал для обороны страны, чем за всё время моего обучения и нахождения на сборах. Так, быть может, лучше использовать каждого там, где это целесообразнее, а не делать из службы тяжкую повинность, хотя, надо сказать, для нас это были лучшие и интереснейшие моменты среди серых будней нашей учебы.

Сейчас много говорится о дедовщине в армии. Вспоминается мне интересный пример на этот счет. Во время нашего пребывания на сборах в части проходил показательный суд над одним сержантом за неуставные отношения. В описаниях его преступлений  фигурировали почему-то в основном удары по голени. Бил он только двоих солдат. Мы видели этих солдат и знали, что они из себя представляют. Один, по фамилии Худояров, был постоянным клиентом городской больницы, а в конце наших сборов вообще был комиссован. Физического нездоровья в нем особенно не замечалось, под стать ему был и другой пострадавший. Я как раз дежурил по кухне, когда осужденного отправляли в дисбат. Провожали его чуть ли не всем батальоном и без конца бегали на кухню, выпрашивая лишний кусок рыбы: собирали в дорогу. Так что дедовщина тоже палка о двух концах. Тут хочется сказать о важнейшем аспекте армии –  воспитательном. Некоторые из моих одноклассников, соседей по двору, по улице, не попади они в армию, отправились бы прямой дорогой в тюрьму и пополнили бы ряды уголовников. Армия начисто изменяла их. Причем одного из  них даже отправили в армию буквально из-под суда: не стали заводить уголовного дела справедливо решив, что армия исправит. Конечно же, когда такой контингент попадает в армию, трудно предположить, что с ним можно справиться одними увещеваниями. Отсюда и физическое воздействие. Я не оправдываю его, но призываю быть разумными людьми. Ведь всегда же наставничество, или, как теперь называют, дедовщина были в армии. Вопрос: во имя чего оно существовало. Если целью было воспитание солдата, защитника Родины – дело одно, если подавление личности, ненависть к слишком умным и счастливым – дело другое. Годы перестройки разрушили миф об абсолютной объективности права, ясно, что в этой области чрезвычайно важен, даже позволю себе сказать, важнее всего, субъект, то есть тот, кто осуществляет действие законов. То же и в армии: надо создать нравственно-духовный климат, который сделает службу в ней действительно почетной обязанностью. Конечно, это не возможно без возврата к дореволюционной практике, то есть активного, а не эпизодического, участия священника в жизни подразделения. Любителям поговорить о религиозной свободе стоит напомнить, что в российской армии никогда не ущемлялись права религиозных меньшинств, разумеется, не сектантов.

В заключение хотелось бы сказать: мне как старшему лейтенанту запаса, выпускнику военной кафедры, что ни какими реформами, юридическими и прочими ухищрениями, без возвращения к духовным истокам государства Российского нынешние проблемы не решить. Более того, игнорировать тысячелетний духовный опыт нашей армии – значит её просто её разрушать.